Известный писатель Александр Проханов рассуждает, какую странную и страшную роль играла Госбезопасность в судьбе Советского Союза
Тайна Крючкова
С Владимиром Александровичем Крючковым, председателем Комитета государственной безопасности, мы впервые столкнулись заочно— в самый разгар перестройки, когда я опубликовал свою статью "Трагедия централизма".
В этой статье я, как многие говорят, пророчески, предрекал крах Советского Союза со всеми вытекающими из этого последствиями: распадом территории, уничтожением промышленности, армии, культуры, с хаотизацией всех русских пространств, всего русского исторического времени. Мне передавали, что эта статья в "Литературной России" лежала на столе у Крючкова, и тот цветными фломастерами подчёркивал различные её абзацы и тезисы.
Второй раз я встретился и уже познакомился с Владимиром Александровичем на митинге, который проходил, как мне помнится, в 1990 году на Манежной площади— в туманном дождливом пространстве с мучнистым, белым Манежем. Вся площадь была заполнена народом. Тяжеловесные, угрюмые, суровые мужчины стояли плечом к плечу до самого горизонта, и я, прежде чем подняться на трибуну, сколоченную перед гостиницей "Москва", был представлен Крючкову— невысокому, худенькому, с круглой головой, чем-то напоминавшему китайскую фарфоровую статуэтку.
Мы пожали друг другу руки, я взгромоздился на трибуну, произнёс речь, после чего митинг был завершён, и вся эта огромная толпа мгновенно растворилась и исчезла, как будто превратилась в пар, в дым. Мне сказали, что всё это были офицеры московских военных академий и училищ, переодетые в гражданское. Они исчезли так же быстро, как исчезла потом вся великая советская армия.
Следующая наша встреча с Крючковым случилась после того, как гэкачеписты были выпущены из тюрьмы, и газета "День" ликующе встретила их освобождение, пригласила на вечер. Это был потрясающий вечер, когда люди славили гэкачепистов: все они стояли на сцене— изумлённые, ошарашенные, прошедшие через казематы, и среди них— Владимир Александрович Крючков.
Многократно мы встречались с Крючковым в той или иной компании, часто за столом с обилием вина и закусок. Он никогда не отказывался посещать наши сборища, сидел, посматривая по сторонам своими весёлыми умными глазами, по-прежнему удивительно похожий на китайскую статуэтку.
Мы сблизились с Крючковым настолько, что он часто приглашал меня к своему дому неподалеку от Арбата, и мы, опасаясь прослушки, опасаясь "жучков", которые, по мнению Крючкова, находились в его квартире, прогуливались вокруг его дома, часами вели беседы: политические, культурные, чисто человеческие, и я, чувствуя всю щекотливость темы ГКЧП, не досаждал Крючкову вопросами.
Затем не раз с Владимиром Александровичем мы встречались у Кургиняна, с которым у того были очень доверительные разговоры, и Сергей Ервандович, человек пытливый, исследователь, по-видимому, выспрашивал Крючкова о работе госбезопасности, об устройстве этой великой загадочной, таинственной структуры. Но я не присутствовал при этих разговорах.
Последний раз я слышал голос Крючкова незадолго до его кончины. Тогда он находился в больнице, а в Москве случилась перестрелка между различными подразделениями госбезопасности. Тогда сошлись в нешуточной схватке те подразделения ФСБ, которые контролировали бизнес "Трёх китов", и офицеры службы Наркоконтроля.
Эта распря двух подразделений Госбезопасности была очень тревожна, потому что она сулила разрастание конфликта и переход его в конфликт элит в целом, а далее— в расшатывание государства. Мы с Кургиняном решили опубликовать письмо за подписью виднейших представителей Госбезопасности, урезонивающих, укрощающих назревающую распрю.
Я позвонил в больницу Крючкову, меня соединили с ним, и он своим уже заплетающимся, невнятным, слабо различимым голосом дал согласие на свою подпись под этим опубликованным затем мной документом.
Теперь, когда Владимира Александровича Крючкова уже нет на земле, я то и дело возвращаюсь мыслями к его роли— той загадочной роли, которую играл КГБ в перестроечные времена. Я убеждён, что сама перестройка проходила под контролем и кураторством Госбезопасности. Впервые проблема перестройки, а быть может, и проблема распада Советского Союза была поставлена Юрием Андроповым— сначала председателем КГБ, а потом и генеральным секретарём ЦК КПСС.
Тогда Андропов собирал вокруг себя узкую референтную группу, которая рассматривала рентабельность СССР, дискутировала вопрос о распаде империи, о расчленении её на фрагменты с отделением от основной— коренной— России азиатских и других республик. В дальнейшем этот план был осуществлён Горбачёвым и Ельциным, причём Горбачёв был ставленником Андропова, его любимой креатурой.
Во время перестройки Народные фронты в Прибалтике, в республиках Средней Азии, в Москве создавались с помощью Госбезопасности. Это объяснялось тем, что необходимо было привести в движение косные, застывшие народные массы. Госбезопасность участвовала в том удивительном процессе создания многопартийной структуры, где Крючков, как он сам говорил мне, находился у истоков строительства Либерально-демократической партии Жириновского.
Когда с Олегом Дмитриевичем Баклановым мы были в Германии, то через Бранденбургские ворота уходили в Западный Берлин и смотрели, как ликующие толпы соединяют и сшивают две Германии— Восточную и Западную. У нас были встречи со службой безопасности Восточной Германии— Штази. Офицеры Штази жаловались на то, что кураторы в КГБ принуждают их разоружиться и не мешать сближению, а потом и воссоединению Германии. Воссоединение Германии проходило под контролем Госбезопасности: проект объединения Германии рождался на Лубянке.
И роспуск Варшавского договора, и объединение Германии не могли быть стихийными спонтанными процессами— эти процессы были управляемыми. Эти грандиозные проекты были под силу советской госбезопасности. Есть предположение, что супруги Чаушеску были расстреляны румынскими агентами советского КГБ как последние восточноевропейские лидеры, мешавшие реализации того грандиозного проекта.
ГКЧП— явление по сей день не разгаданное, запутанное, зашифрованное множеством поверхностных суждений. ГКЧП в действительности был заключающим аккордом горбачёвской перестройки, той спецоперации, которая завершала многолетнюю, долговременную кампанию по уничтожению и истреблению всех советских ценностей.
Разбирая всю хронику событий тех последних, завершающих советских дней— дней ГКЧП, я всё больше и больше прихожу к убеждению, что в центре проекта ГКЧП стоял Крючков. На него члены ГКЧП возложили основную задачу— интернирование Ельцина и полутора десятков близких к Ельцину политиков.
Горбачёв знал об этом проекте, благословлял его, хотел, чтобы накопившиеся ужасные противоречия перестройки были ликвидированы с помощью ГКЧП, а он после этой грязной работы вернулся бы из Фороса в Москву и занял свой прежний кремлёвский пост.
Крючков должен был арестовать Ельцина, возвращавшегося из Киргизии в Москву. На дороге из аэропорта в засаде сидела группа Карпухина, который ждал от Крючкова приказа на арест. Этот приказ не последовал. Ельцин проехал в Москву и залез на танк, объявив ГКЧП вне закона.
Не дождавшись ареста Ельцина, напуганные члены ГКЧП отправились в Форос к Горбачёву, убеждая его вернуться в Кремль, и были изгнаны Горбачёвым, выброшены через ров на растерзание толпе. Последние советские руководители были ликвидированы, власть перешла к Ельцину, а Крючков, не отдавший тот приказ, был главным шарниром, вокруг которого вращалась эта трагедия.
Есть информация о том, что после крушения ГКЧП Крючков не был арестован, а жил на даче, лишь изредка приезжая в Москву к следователям давать показания.
Многие тайны унесли с собой гэкачеписты. Когда я подступал к ним с расспросами, все они говорили: "Не время, не время". А время съедало их одного за другим. Александр Иванович Тизяков, которому гэкачеписты сулили пост премьер-министра, сказал мне, что списки гэкачепистов утверждал сам Горбачёв, он вносил в эти списки новые имена, в том числе это он внёс в те списки Стародубцева.
Что было в действительности? Как разворачивался этот грандиозный страшный проект Госбезопасности по сокрушению Советского Союза? Об этом, наверное, узнают историки через много лет, вскрывая тайные архивы. Теперь же, вспоминая Крючкова, вспоминая его миловидное стариковское, с моргающими глазками, лицо китайской статуэтки, я думаю: какую странную и страшную роль играла Госбезопасность в судьбе Советского Союза!
Какая кровавая, драматическая, стальная и огненная нить протянулась от Дзержинского, Менжинского, через Ягоду, Берию, Семичастного, Андропова, Чебрикова к Владимиру Александровичу Крючкову. Мне мимолётно и бессознательно довелось прикоснуться к этой огненной нити. И я до сих пор чувствую ожог от этого прикосновения.
«Завтра»