...и в конце 1939 года латвийская и эстонская верхушка сохраняла конфиденциальные контакты с нацистами ... Более того, вопреки советско-латвийскому договору о взаимопомощи, отдел радиоразведки латвийской армии в ходе советско-финской Зимней войны оказывал практическую помощь финской стороне, переправляя перехваченные радиограммы советских воинских частей.
***
Президент Латвии Раймондс Вейонис 8 декабря 2017-го на международной конференции комиссии историков «Невозможное сопротивление: оппозиция, приспособление и выживание в эпоху коммунистического и нацистского режима в Восточной Европе (1940–1991)» призвал историков отделять эмоции от фактов при изучении «советской и немецкой оккупаций». О том, какие на самом деле были настроения в латвийском обществе и какой позиции придерживалась властная элита Латвии к началу 1940‑х годов, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал главный редактор «Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований» историк Владимир СИМИНДЕЙ:
— Г‑н Симиндей, какова была официальная позиция латвийских властей накануне так называемой «советской оккупации» Латвии?
— Следует отметить, что существовавшие в Латвии в конце 1930‑х годов военно-оборонительные планы («А», «D» и «К») предполагали защиту от нападения со стороны СССР, Германии или с двух сторон сразу. При этом восточное направление считалось главным, что было закреплено в секретной клаузуле пакта Риббентропа — Мунтерса 7 июня 1939 года в Берлине.
В Москве воспринимали Латвию как угрозу только в качестве возможного сателлита Германии или союзника Польши, Финляндии, территория и военная сила которого (до 4 дивизий) может быть задействована в наступлении врагов на Ленинград, Псков, Новгород. После ввода в Латвию по договору от 5 октября 1939 года ограниченного контингента войск Красной армии в латвийском Генштабе также разрабатывались варианты блокирования и уничтожения советских военных баз.
— А как было настроено общество?
— Неспособность режима Улманиса адекватно реагировать на внешние вызовы и внутренние проблемы существенно усиливала леворадикальные протестные настроения в обществе. Отмечали надвигающуюся грозу и западные дипломаты.
В дневнике заместителя главы французской миссии в Риге де Босса встречаются такие записи: «Много говорят о коммунистической пропаганде в Латгалии, где с известного времени наблюдается выраженная тенденция к автономии» (23 сентября 1939 года); в Московском предместье Риги «рабочие требуют прихода русских и смены государственного строя» (29 сентября); во время демонстрации в рижских кинотеатрах фильма «Александр Невский» эпизоды с разбитыми тевтонами сопровождались бурными аплодисментами (23 ноября).
— Возвращаясь к планам противостояния Красной армии: едва ли Латвия могла их тогда воплотить?
— После ввода в Латвию по договору от 5 октября 1939 года гарнизонов войск Красной армии в латвийском Генштабе тайно разрабатывались варианты блокирования и уничтожения советских военных баз, перекрытия прибрежных районов Рижского залива.
Эти планы были далеки от реализма при самостоятельных действиях, но весьма опасны в случае нападения Германии.
Следует отметить, что подобный вариант развития событий обсуждался Сталиным и в ходе переговоров с главой МИД Эстонии Сельтером 28 сентября 1939 года. «Не должно быть слишком мало войск, — объяснял Сталин эстонскому министру. — Окружите и уничтожите».
При этом эстонцы не очень доверяли боеспособности латвийской армии и тайно планировали свою линию обороны глубиной до 60 километров на латвийской территории, фактически допуская ее превентивную (встречную) оккупацию.
Должен заметить, что и в конце 1939 года латвийская и эстонская верхушка сохраняла конфиденциальные контакты с нацистами. Например, в ноябре состоялась встреча латвийского командующего Кришьяниса Беркиса и начальника штаба армии (старинного тайного агента немецкой военной разведки еще с 1920 года) Хуго Розенштейнса с руководителем эстонского и финского отделов Абвера Александром Целлариусом.
Более того, вопреки советско-латвийскому договору о взаимопомощи, отдел радиоразведки латвийской армии в ходе советско-финской Зимней войны (ноябрь 1939 года — март 1940 года — прим. RuBaltic.Ru) оказывал практическую помощь финской стороне, переправляя перехваченные радиограммы советских воинских частей. Этому способствовал и неоправдавшийся расчет прибалтийских военных на британское и французское или германское вмешательство в войну против СССР.
— Такая двойная игра наверняка рождала недоверие к прибалтийским властям со стороны советского руководства?
— Можно констатировать, что неискренность прибалтийской верхушки в соблюдении договоров с Советским Союзом была важным фактором, в сочетании с лавинообразным нарастанием нацистской угрозы побудившим Кремль оказать на эти страны жесткое давление с целью смены там политических режимов и ввода дополнительных войск.
Катастрофически быстрое поражение в июне 1940 года Франции, считавшейся одним из столпов Версальского мира и самым серьезным военным противником Гитлера на Западе, не только не оставляло иллюзий о дальнейшем векторе нацистской агрессии, но и стало катализатором встречных геополитических изменений: в это «окно возможностей» успели уместиться смена власти в Прибалтике под давлением советского ультиматума и присоединение Латвии, Литвы и Эстонии к СССР.