Тем, кто кричит, что большевики де по Брестскому миру дюже удружили Германии, взяли и отдали территории. Всё сложнее, господа-товарищи либерал-квазимонархисты. Белые тоже были в этом смысле не пушистые. Ситуация с территориальной целостностью не была полностью ни в руках красных ни в руках белых. Белым, в частности, пришлось считаться с аппетитами возникшего с Февралём 1917-го парада суверенитетов.
Автор публикации – К. Перепеловский (1903, Кубань — 5 мая 1992, Париж), в юношестве участник Добровольческой армии, эмигрант, экс-генеральный секретарь Главного правления Общества Галлиполийцев во Франции, в своё время начальник Европейского отдела Русского общевоинского союза (РОВС).
«... Нужно, в первую очередь, расшифровать содержание одной из руководящих идей Белой борьбы, выраженной в формуле "Единая и неделимая", по отношению к двум государстнвен-ным новообразованиям, возникшим на развалинах Российской империи после революции 1917 года, к Польше и Финляндии. В девизе этом поляки видели будто бы угрозу самому существованию независимого Польского государства (см. выше "Заявление", подписанное генералами Тарчинским и Скварчинским). Относительно этих опасений, как увидим дальше, следовало бы напомнить обоим генералам некоторые факты.
14 мая 1919 г. французский премьер-министр Клемансо, от имени "союзных и примыкающих к ним держав", обратился к Верховному Правителю адмиралу Колчаку с официальным заявлением, в котором ставил одним из прочих условий оказания помощи матеоиальной поддержкой адмиралу Колчаку, и "тем, кто примыкает к нему" признание адмиралом независимости Польши и Финляндии.
Ответ адмирала Колчака, отправленный 4 июня 1919 г., заключавший в себе существенные мотивы многократных заявлений самого адмирала, генералов Деникина и Юденича, взгляды широких слоев русской общественности самых разных политических оттенков, кроме, конечно, "самостийных", так же как и подавляющего большинства командного состава и офицеров белых армий, гласил:
"Признавая, что естественным и справедливым следствием войны (1914-18 гг.) является создание единого польского государства, русское правительство (адмирала Колчака) считает себя вправе подтвердить независимость Польши, объявленную 17 марта 1917 г. Временным правительством России, все распоряжения и обязательства которого мы приняли на себя.
Окончательная санкция определения границы между Россией и Польшей в соответствии с вышеприведенными основаниями должна быть отложена до созыва Учредительного Собрания".
В вопросе о признании независимости Финляндии добавим, что Временное правительство "не успело" до своего падения признать таковую, почему в своем ответе адмирал Колчак, признавая финляндское правительство "де факто", ставил окончательное решение финляндского вопроса в зависимость от санкции опять-таки будущего Учредительного Собрания.
С своей стороны, генерал Деникин (сам по происхождению наполовину поляк, так как мать генерала Деникина, урожденная Вржесинская, полька из гор. Стрельно, в германской Польше, до конца своей жизни в 1916 году, по свидетельству генерала Деникина, плохо говорившая по-русски) написал в своих "Очерках русской смуты":
"Мое признание независимости Польши было полным и безоговорочным, и я лично относился с полным сочувствием к возрождению Польского государства. До падения Германии (11 ноября 1918 г.), когда Польша еще находилась в австро-германских тисках (территория Польши была в то время еще зккупирована немцами и австрийцами), я формировал в Добровольческой армии польскую бригаду "на правах союзных войск", с самостоятельной организацией и польским командным языком. Часть этой бригады под начальством подполковника Малаховского приняла кратковременное, но видное участие в боях на Ставропольском направлении. Когда в декабре 1918 г. в водах Черного моря появились союзные корабли, французские и английские, я отправил польскую бригаду со всей ее материальной частью на русском пароходе в Одессу, откуда она двинулась на родину, на присоединение к польской армии.
В конце мая 1918 г. в штаб армии приехал из Киева, еще занятого немцами, полковник Зелинский в качестве представителя негласной организации, образовавшейся из состава разгромленных и распущенных немцами польских корпусов русской армии. Впоследствии его полномочия были подтверждены "главным комитетом польских войск на Востоке", подчиненным парижскому польскому "Верховному национальному комитету".
С начала 1919 г. на территории Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) находился уполномоченный этого комитета, признанного Антантой, граф Бем-де Косбан".
Во время Крымского периода Белой борьбы, при сменившее генерала Деникина ча посту Главнокомандующего ВСЮР генерале Врангеле в числе других иностранных военных миссий, английской, французской, американской, японской и сербской, была уже и польская миссия. В июле 1920 г., с согласия польского правительства был командирован из Крыма в Варшаву военный представитель генерала Врангеля генерал Махров, в задачу которого, среди других, входило формирование в пределах Польши из остатков отрядов Булак-Балаховича и полковника Пермыкина и из русского населения Польши – 3-ей русской армии (в Крыму были 1-я и 2-я армии), до соединения польского фронта с войсками генерала Врангеля - под общим оперативным руководством польского командования. В сентябре 1920 г. начальник польской военной миссии в Крыму уведомил генерала Врангеля о том, что польское правительство изъявило свое согласие на формирование в Польше русской армии численностью до 80 тысяч человек, которая должна была быть выдвинута на правый фланг польского Волынского фронта.
"Представители польского правительства в Крыму продолжали заверять меня, – написал генерал Врангель- в своих "Воспоминаниях", – об искреннем желании поляков войти в соглашение с нами. Прибывший из Варшавы в Крым в сентябре член польской военной миссии князь В. С. Любомирский заявил, что руководящие польские круги чрезвычайно сочувственно относятся к заключению союза с генералом Врангелем и он, князь Любомирский, был убежден, что союз этот будет заключен в самом ближайшем будущем". Из сказанного выше можно заключить, что у генерала Врангеля, также как у адмирала Колчака и генерала Деникина, признание полной независимости Польши было самим собой разумеющимся и не требовало с его стороны никаких особенных и специальных деклараций.
Трудно и представить себе какое-нибудь другое, более определенное признание полной самостоятельности Польского государства вождями Белого движения.
Оставался нерешенным один только вопрос об установлении границы между Россией и Польшей.
...
Парижское русское политическое совещание (бывшие российские послы, Маклаков – во Франции, Гире – в Италии, Бахметьев – в США и бывший министр иностранных дел Извольский, под председательством первого председателя Временного правительства кн. Львова) и противоболышевистские правительства в Омске и в Екатеринодаре, все были совершенно единодушны в основах своей польской политики;
сохранение временной границы, намеченной Верховным союзным советом, этнографическое начало, как база окончательного разграничения, и - санкция будущего Учредительного Собрания.
Если все они так откладывали установление окончательной русско-польской границы на этнографической базе, совместно польской и будущей русской властью, как это предусматривало решение Верховного союзного совета, то вовсе не потому, что "не признавали" независимости Польши, а просто потому, что невозможно было и вообразить себе принятие такого важного решения в тогдашнем хаосе международной и междоусобной борьбы, при наличии все время меняющихся фронтов и полной невозможности переписи населения, проживающего в приграничной местности, и это убеждение полностью разделяли и союзники».
_____________________
См. «Белое Движение на Юге России в 1919 году и маршал Пилсудский», журнал "Кадетская перекличка" № 33.
